ИСП-1 (4.06.1996 г.)
Эти исследовательские процессы проводились по инициативе депутата Гос.
Думы РФ Похмелкина В.В. Ему как законодателю было интересно знать, связаны
ли оправдательные (или "снисходительные" - т.е. без лишения свободы)
вердикты присяжных по делам о получении взяток хозяйственными руководителями
с их положением или тут действует общий протест людей против негуманности
наших наказаний, и потому к осужденным за взятки чиновникам (т.е. лицам с
несомненным должностным положением) они проявят такое же снисхождение. Заказ
был выполнен, стенограммы см. в приложении 6.1.
Фабула дела и аргументы обвинителя Кузьминой А.И.: Налоговый инспектор
П. согласился снизить размер выявленных у фирмы недоимок почти в 30 раз за
вознаграждение в 1 млн. руб. По заявлению директора фирмы факт передачи
денег был произведен под контролем милиции и зафиксирован с непреложностью.
Вина инспектора П. представляется совершенно несомненной как с позиции
закона, так и по человеческой совести. Неуплата налогов - одно из
постыднейших преступлений, ибо только на налогах держатся государство и
социальная помощь детям, больным и престарелым. П. был поставлен от
государства следить за поступлением налогов и предал свои обязанности за
личную корысть, согласился быть подкупленным. Не наказывать такие
преступления невозможно.
Аргументы защитника Сокирко В.В.: Не по формальному закону, а по
человеческой совести проступок П. не может быть назван преступлением,
заслуживающим лишения свободы, потому что он не совершил ничего необычного
для этой среды. В нынешних условиях, когда государство установило
непосильные налоги, предприниматели могут экономически выжить, только ища
обходные пути, включая сговоры с инспекторами. В таких условиях
"упорствующие в честности" инспектора обречены в конечном счете на остракизм
со стороны коллег и выживание их из среды. П. был молодым и совсем не самым
худшим. Он долго держался, а его первый проступок был фактически
вынужденным. Он заслуживает, может, увольнения со службы, но не лишения
свободы.
Принять суровое решение - значит выразить уверенность, что уголовными
наказаниями можно исправить нынешнюю ситуацию в государстве и вообще
разрешить все проблемы. Отказавшись судить П. как уголовника, присяжные
могут побудить власти и общество к реальным, действенным шагам по изживанию
причин появления таких проступков.
Судья Похмелкин А.В. систематизировал и обобщил аргументы сторон и
сообщил, что по договоренности с представителями обвинения и защиты на
рассмотрение выносятся 2 вопроса:
1. Виновен ли П. в получении взятки?
2. Если он виновен, то заслуживает ли лишения свободы?
Прежде чем обсуждать мнения присяжных во всех четырех ИСП, мне кажется
полезным вдуматься в аргументы сторон и попытаться уяснить, перед каким
выбором были поставлены присяжные. И вообще есть ли у защитника моральное
право призывать присяжных к осуждению не подсудимого, а государственной
системы?
Судья верно подчеркнул, что в главном стороны проявили себя не столько
противниками, сколько единомышленниками. Оба согласились, что взятка
налогового инспектора имела место быть, и что она является злом, как с
государственной, так и с человеческой точки зрения. Оба они не хотели бы
очень жестокого наказания для молодого инспектора, и в то же время оба
признают несовершенство порядков в стране и желательность их изменений.
Однако акценты в своих оценках стороны сделали разные и потому просили
у присяжных противоположных решений. Обвинитель считает необходимым признать
П. виновным и заслуживающим лишения свободы (пусть минимального), а защитник
просит признать П. невиновным в уголовном преступлении, а его проступок
наказать только увольнением со службы.
Эти различия оправдывались аргументами защиты по двум направлениям:
а) Чья вина больше - самого П. или сложившейся системы?
б) Что лучше для общества - осудить и наказать П. как единственного
виновника или осудить прежде всего государственную систему, чтобы быстрее ее
изменить, а П. освободить от сурового наказания?
Конечно, эти вопросы принадлежат к разряду вечных проблем, ибо почти
нет преступников, вина которых не была бы обусловлена какими-то жизненными
условиями, как и нет идеальных государств, которых не надо совершенствовать
и изменять. Однако по общему правилу такая "жизненная обусловленность" не
мешает суду все же судить и наказывать именно человека, преступившего закон
по своей воле, оставляя за скобками несовершенство (виновность) государства.
Обвинитель в своей реплике именно это и советовала присяжным, прося их
подумать, что будет, если они оправдают виновного и тем самым разрешат и
всем людям преступное поведение. Сама обвинитель, видимо, предполагала
неизбежным следствием оправдания П. только рост преступности: "Будем тогда
все брать взятки, гулять, насильничать", и страна (государство и люди)
погибнут в хаосе. Задача же изменения государственной системы, провоцирующей
такие преступления, по мнению профессионального обвинителя, должна
разрешаться не в суде, а иными, прежде всего законодательными путями. Если
довести эту логику до предела, то в ситуации, когда судят человека,
нарушившего нереальный и потому несправедливый закон, присяжные должны его
осудить, а уж потом в качестве избирателей выбрать таких законодателей,
которые изменили бы неверные законы и порядки. Как именно и когда - это уже
вне рамок суда.
Защитник советовал иное. Делая акцент на долге присяжных судить не по
закону, а по совести и тем самым стимулировать законодателей к исправлению
законов и правил нашей общественной жизни, он говорил о вопиющей
несправедливости уголовного осуждения (тем более лишения свободы) молодого
инспектора, если он поступает как все. Он говорил о долге - проголосовать
прежде всего против нынешнего закона и порядков, а не против случайно
попавшего на скамью подсудимых человека. Однако и защитник оставил за
скобками описание, как именно оправдательный вердикт суда присяжных на деле
может помочь изменению несправедливых законов и порядков.
Кроме того, защитник не смог внятно возразить главному доводу
обвинителя: публичное оправдание преступления (даже если сегодня их
совершают очень многие или даже большинство граждан) еще больше ускоряет
рост массы преступлений, общественный разлад и гибель, как бы стимулирует
переход болезни общества в открытую, последнюю стадию.
Если бы наше общество было здоровым и получение взятки должностным
лицом было исключением, то аргументы обвинителя были бы безупречными:
зараженную часть тела надо изолировать и лечить, чтобы не заражать
остальное. Но когда общество больно во многих своих членах, то изолировать
только один из них, оставив без внимания излечение остальных, не найдя общую
и главную болезнь организма, значит на деле самообманываться и привести весь
организм в конце концов к гибели. Наконец, если устраниться от всех
действий, как по изоляции одного зараженного органа, так и по излечению
всего организма, значит идти к общей смерти еще быстрее. Думаю, эта аналогия
справедлива.
Таким образом, коренное различие в позициях обвинителя и защитника
заключается в оценке массовости правонарушений и справедливости закона, т.
е. в диагнозе глубины и опасности общественной болезни. Ведь очевидно, что
закон должен выражать общую норму поведения, которой согласны следовать
подавляющее большинство людей страны, как в пространстве, так во времени.
Если большинство не может следовать правилу, даже хорошему (допустим
иноземному), то эта норма не должна считаться действующим законом в
демократической стране, потому что нельзя сажать или казнить всех (или хотя
бы немалую часть граждан)... Допустим, очень плохо пьянствовать, но если
выпивкой злоупотребляет большинство, бесполезно вводить "сухой закон" и
сажать всех за его нарушения. Лечить пьянство надо по-иному. (То же самое,
на мой взгляд, относится к наказаниям за аборты, наркотики, взятки).
Как именно тут лечить, надо думать. Может, через обсуждения в
парламенте, через опросы и референдумы, как только выяснится, что зазор
между существующими законами и вердиктами присяжных - не случайность, а
факт.
Анализ суждений присяжных
К сожалению, в социологическом аспекте состав данного суда присяжных
нельзя считать представительным, он сильно отличается от средней структуры
москвичей и, тем более, населения России. В нем почти не оказалось
пенсионеров и рабочих. Всего один присяжный был в возрасте свыше 50 лет, и
еще два - свыше 40 лет. Остальные 7 присяжных - до 31 года. Можно сказать,
что здесь действовал суд по преимуществу молодых и образованных. Возможно,
это позволило им лучше понять друг друга.
Большинство присяжных (6 из 10) согласились с обвинением и защитой
частично, остановившись на вердикте: Виновен, но не должен сидеть. Пара
согласившихся с обвинением и пара согласившихся с защитой присяжных лишь
подчеркнули весомость позиции центра.
Впрочем, надо признать, что суммарный итог мнений тяготеет больше к
осуждению. Двое присяжных говорили, что не вредно инспектору посидеть пару
годков, но в итоге они проголосовали все же за иные меры наказания. А с
другой стороны, из двух оправдавших П. присяжных позицию защитника отразил
только один человек, доводы второго присяжного были совсем иными.
Такой вердикт в наибольшей степени удовлетворил участников этого
исследовательского процесса, потому что и обвинитель добился осуждения
виновного, и защитник - освобождения от лишения свободы.
Какой же общий смысл итогового вердикта присяжных?
Я его толкую так: "Чиновников, берущих взятки, надо осуждать, но нельзя
сажать - сегодня это неправильно и бесчеловечно".
В самой конструкции этого ответа заложены противоречие и компромисс. С
одной стороны, чиновник виновен в тяжком уголовном преступлении, которое не
может быть терпимо, а с другой стороны - он не заслуживает настоящего
уголовного наказания. Не легализуя получение взяток, большинство присяжных
фактически отказало государству в надежде исправить это зло средствами
уголовного наказания. Проблема таким ответом обнажена, на мой взгляд,
наилучшим образом, хотя сам я как защитник отстаивал более радикальную
позицию.
Разберем аргументацию присяжных.
Молодой предприниматель (3), по собственным его словам, не встал ни на
сторону обвинения, ни на сторону защиты, потому что выработал собственную
точку зрения. Он вообще не признал, что тут была взятка. Принятые П. деньги
он решил называть словом "подарки", не увидев в них ничего незаконного и
записав их в один ряд с "подарком" хирургу и знакомой девушке. Возможное
должностное правонарушение инспектора П. он увидел только в сокрытии им
недоимок предприятия. Доводы судьи и сторон на него не подействовали,
абсолютное одиночество среди других присяжных его не смутило. Наверное, эта
его мысль есть плод давних самоубеждений, родившийся в результате многих лет
таких "подарков" и понятной потребности называть себя (даже наедине с собой)
не преступным взяткодателем, а щедрым "дарителем". Возможные же преступления
в такой картине мира доставались лишь на долю одариваемого чиновника, да и
то в основном перед "совестью".
Как раз та твердость и безапелляционность, с которой было высказана эта
точка зрения, говорит о правильности нашей догадки, что эта мысль ему дорога
и иной (опасной для него) трактовки он просто не допустит. Мне кажется, что
в этом эпизоде исследователей посетила редкая удача увидеть, что на деле
думает о себе молодой менеджер, успешно действующий в нашей, во многом
весьма коррумпированной государственной системе. Это произошло благодаря
внутренней честности этого предпринимателя (ведь он дал слово судить по
совести) и благодаря доверительной обстановке на наших судах присяжных
(несмотря на присутствие юристов и записывающей аппаратуры). О редкости
этого момента свидетельствует и тот факт, что в последующих трех обсуждениях
данного дела присяжными (включая предпринимателей) больше ни разу таких
признаний мы не слышали.
По настоящему же аргументы защиты по вопросу виновности П. поддержал
лишь один человек за все 4 обсуждения - начинающая учительница (8), да и то
не сразу, а лишь в ходе обсуждения (она была единственной, кто изменил свою
первоначальную точку зрения, но не принимая мнения большинства, а напротив,
оттолкнувшись от него, возможно, из чувства противоречия). По ее словам,
инспектора "поставили в ситуацию, в которой мы все находимся", и нельзя
взваливать на одного человека вину "всей громады". Она пришла к выводу, что
отрицать уголовную вину инспектора надо в качестве вызова несправедливому
государству, на котором лежит основная часть вины.
Почему ее не поддержали? Конечно, никто из присяжных не захотел брать
на себя функцию адвоката государства, считая необходимым коренное изменение
существующей системы, порождающей взяточничество. Но предложенное защитником
юридическое оправдание П. в качестве протеста вызвало отторжение. Наиболее
ярко это неприятие выразила старшина: "Менять законы надо, но одновременно
борясь с неисполнением законов, потому что, как говорили: "Закон суров, но
он закон". Следует радоваться, что чувство законопослушания у большинства
наших сограждан присутствует, но... Впрочем был в конце обсуждения момент,
когда и присяжная (8) сначала завоевывать на свою сторону единомышленников
среди молодых, подошедших с ее помощью к мысли о необходимости радикальных
перемен в государстве, а для этого (вот резвость молодой мысли!) "надо взять
власть в свои руки". Дело на этот раз кончилось общим смехом...
Теперь рассмотрим доводы противной стороны, т. е. присяжных,
поддержавших линию обвинения на лишение П. свободы. Они тоже очень разные,
но серьезного внимания, на мой взгляд, заслуживают прежде всего аргументы
19-летнего студента. С резкостью молодости он отверг доводы защиты о желании
П. помочь предприятию избежать непосильных налогов, о его трудном
материальном положении и др. Иных мотивов, кроме личной корысти, у П. он не
увидел (или не поверил в них).
Довод присяжной (6) против лишения П. Свободы: "Если всех взяточников
сажать, то полстраны надо посадить" он парировал с такой же уверенностью: "А
не надо сажать всех. Надо посадить первого" (остальные, мол, испугаются). К
великому сожалению, такие убеждения о всесильной воспитательной роли суровых
репрессий продолжают хранить не только молодые люди, но и многие наши
правоохранители с опытом службы и столь же детским восприятием мира. К его
доводам и мыслям в целом склонялись еще двое присяжных, так что присяжного
(10) можно считать выразителем мыслей части наших граждан.
Наиболее экстравагантными являются доводы еще одного молодого педагога
(9). Например, он отстаивал правомерность разорения государственными
налогами мелких полезных фирм, чтобы "у государства появилась возможность
"достать" налогами крупные фирмы и тем обогатить общество"... ну и так
далее. Думаю, нет смысла их пересказывать. Полезнее констатировать, что
активная часть нашего народа, а следовательно, и присяжных может состоять и
из таких "высокоумных интеллигентов-апологетов государства", слава Богу, в
небольшом числе, но в определенных условиях они, видимо, смогут взять верх и
сильно исказить реальную картину собственных суждений присяжных. Опасность
взаимодействия таких людей с рядовыми гражданами - это проблема не только
работы коллегии присяжных, но и всего общества в целом.
Ярким и интересным мне показался эпизод спора между предпринимателем
(3) и молодой портной (4), которая, возражая против его "концепции подарков
вместо взяток" произнесла горячую филиппику против системы любых подарков в
защиту любимой мечты всех рабочих: "Честно работаешь, нормально получаешь и
тебя за твои трудовые должны обслужить на высшем уровне" - при этом со
ссылкой на западные страны (своеобразная мечта о возвращении цивилизованного
социализма). В западных странах действительно обслуживают не за подарки, а
за деньги, но совсем не обязательно по высшему уровню, а лишь по уровню
твоих денег. Понимание этого даже к молодым приходит с трудом. Впрочем,
трудно не признать итоговую правоту портной в споре с приспосабливающимся к
власти предпринимателем, ее тягу к чистоте и равенству отношений, правоту
протеста против приспособленчества любых мастей.
А теперь надо особо отметить основания, по которым большинство
присяжных не захотело согласиться ни с защитой, ни с обвинением.
Как уже говорилось, хотя линию защитника кроме присяжной (8) никто не
поддержал, большинство эту проблему услышало и, думаю, согласилось с
необходимостью коренного изменения существующей системы, чтобы не надо было
сажать за взятки всех, но предложенное защитником юридическое оправдание П.
в качестве протеста показалось неприемлемой экстравагантностью. Для них было
более приемлемым освобождение П. как стрелочника от тяжелого уголовного
наказания. И в общем-то сам по себе я не могу не признать их правоты. Вторым
аргументом для отказа лишать П. свободы у присяжных стало мнение, что
инспектор не столь виновен, чтобы сидеть вместе с настоящими уголовниками, а
третьим и, может, важнейшим стал довод об ужасных (нечеловеческих) условиях
содержания заключенных в современных "зонах".
Все доводы можно объединить в один: "Инспектор П. - один из нас,
грешных граждан, и свою вину он должен отбывать среди нас, а не вне
общества". Это и есть главный итог суда и главный совет присяжных нашей
правоприменительной системе, стоящей на противоположной - сажательной
позиции.
Анализ суждений присяжных в ИСП-2 (14.08.1996 г.)
Вердикт: присяжные осудили П. с лишением свободы - 8 голосами против 1.
Несмотря на практически полное единодушие вердикта и крайнюю краткость
обсуждения, оно отличалось большим драматизмом. Мы увидели, как в стиле
блицкрига произошел почти полный разгром и подавление присяжных, мнения
которых, на мой взгляд, разделяются большинством граждан России и обусловили
решение предыдущего ИСП. Как это произошло? Конечно, к тому были
предпосылки.
Во-первых, в отличие от предыдущего обсуждения, где довлела молодежь с
высшим образованием, в этом процессе преобладали пожилые люди со средним
образованием. Наверное, потому здесь не оказалось ни одного голоса в
поддержку экстравагантной защиты.
Во-вторых, на присяжных, возможно, повлияло то обстоятельство, что
именно в данном обсуждении судья-исследователь провел эксперимент, заменив
видеозапись выступлений сторон своим расширенным изложением их аргументов в
напутственном слове. Доводы защиты в этом изложении почему-то оказались
менее убедительными (такой эксперимент по этому делу был один).
Но главное, среди присяжных оказалось два убежденных лидера
обвинительного характера (7 и 8), которые, захватив инициативу в обсуждении,
ее практически не выпускали. Из-за единства по первому вопросу ("Инспектор
виновен во взятке") среди присяжных не возникло даже первичного обмена
мнениями. Если бы такое произошло и на втором вопросе о мере наказания, то
просто не о чем было бы и говорить.
Единодушие однако было нарушено репликой присяжной (5): "А я считаю,
что нет... Достаточно наказания штрафом... " Она тут же была поддержана
присяжными (1) и (4): "Его надо просто снять с должности", а в конце
выяснилось, что такого мнения придерживалась и старшина (6). Но набор очков
этим вариантом решения был прерван страстным выступлением доцента (8), по
эмоциональности и накалу намного обвинительнее прокурора.
Его филиппики против "подлого изменника П., виновника всех бед", были
уместно поддержанны замечаниями пожилого бухгалтера. Советую ознакомиться с
ними в приложении, чтобы кожей ощутить этот напор, поток, лаву революционной
демагогии: "Всех их надо судить железной рукой. " Эта речь - яркая
апологетика государства, неважно какого (фашистского, коммунистического,
демократического) и его жестокости (карать максимально суровым способом и
вне зависимости от условий - пусть у виновного хоть 10 детей).
После такой лавины слов, сопротивление "гуманистов" было раздавлено. На
своей позиции удержалась одна присяжная (5), хотя и для нее преображение
доцента (видимо, ее доброго соседа по дому) было шоком. Последняя ее реплика
в споре, уже в общем молчании после подведения итогов: "Ну давайте тогда
друг друга сажать. Ну что ты говоришь?!" - мне кажется достойной христовых
слов: "Пусть бросит камень лишь тот, кто без греха!" и вселяет надежду, что
в нашей стране самая рафинированная и утонченная демагогия "исправителей"
через "каленое железо" больше не пройдет. Всегда найдутся люди, которые
скажут: "Ну что ты говоришь?" - и схватят за руку.
Анализ суждений присяжных в ИСП-3(13.09.1996 г.)
Вердикт: П. виновен, но не заслуживает лишения свободы -
Практически все признали несомненность его вины в уголовном
преступлении взятки. Только присяжная (3) сказала "нет", но, видимо, просто
по жалости к молодому человеку, а не по идейным основаниям, как делали в
первом процессе предприниматель и молодая учительница. Логика защитника о
необходимости протестного голосования никого не задела. Зато всех трогала
судьба конкретного молодого человека, и они говорили о нежелательности
лишения П. свободы.
Ход мыслей большинства нарушил в конце обсуждения только старшина-
предприниматель. Доводы его были очень близки аргументам обвинителя.
Аргументы защитника он слышал, согласился с ними в части непосильных налогов
иных претензий к государству, но, по его мнению, это никак не связано с
ответственностью инспектора, наказание которого лишением свободы, хотя бы
небольшим, все же необходимо.
Доводы старшины увлекли за собой присяжного (6). У меня создалось
впечатление, что они могли бы переубедить остальных. Думаю, что если бы он
был более настойчив, то мог бы увлечь за собой и других. И тогда был бы шанс
репрессивного вердикта. Но даже такая внушаемость не зачеркивает, на мой
взгляд, главное: в душе большинство присяжных против лишения свободы и
чиновников.
Анализ суждений присяжных в ИСП-4 (14.09.1996 г.)
Вердикт серпуховских рабочих (9 из 11) присяжных был единодушно
либеральным к молодому налоговому инспектору: П. виновен во взятке, но его
не надо лишать свободы - 10 голосами против 1.
Точку зрения обвинения до конца отстаивал только курсант (1), хотя
вначале ее приверженцев было больше. Судя по заполненным опросным листам,
эту точку зрения разделили еще активный типографщик (11), молчащий рабочий
(13), а главное, старшина, который в дискуссии активно оппонировал точке
зрения большинства. Таким образом, группа сторонников "строгих мер" на деле
составляла больше трети состава, но в ходе обсуждения уменьшилась до одного
курсанта. И еще одна интересная деталь: если большинство, нежелающее сажать
молодого инспектора, состояло сплошь из рабочих, то единственные нерабочие
присяжные в этой коллегии (предприниматель и курсант) показали себя
сторонниками строгих "мер".
Их доводы понятны. Безнаказанность взяток налоговых работников ведет к
полному обнищанию и так нищих бюджетников, с одной стороны, и к полному
беспределу обогащающихся чиновников, с другой стороны. Спорить с этим
трудно.
А большинство свое "прощающее П. " решение аргументировало следующим
образом:
- Нельзя на такие ответственные должности ставить людей с малыми
окладами и тем самым подвергать их непреодолимым соблазнам.
- Основной виновник - директор, который вел крайне некрасивую игру,
соблазнил инспектора, а потом подставил его.
- Инспектор молод, не опасен для общества, ему надо дать шанс.
- Все мы грешны, так почему одного надо наказывать за всех?
- Инспектор не столь опасен, как уголовник, а наши тюрьмы столь ужасны
и так портят попадающих в них, что применять лишение свободы надо только к
действительным уголовникам.
Подведя итог всех четырех обсуждений присяжными дела П., видим, что из
40 присяжных только 3 (меньше десятой части) не осудили его за взятку, но, с
другой стороны, только 13, т. е. меньше трети присяжных согласились с
наказанием его лишением свободы.
Думаю, уже сегодня из этого результата мы и власти должны делать
выводы, ибо страна нуждается в уменьшении уголовных репрессий против своих
граждан, даже грешных, хотя бы для того, чтобы люди выжили и наконец-то
перестали быть взяточниками и расхитителями.
Наказ присяжных законодателям
Доводы защиты о необходимости изменения законов неожиданно привели
старшину присяжных к принятию оригинального "Частного определения суда" в
адрес властей с пожеланиями законодательных и иных изменений. В советское
время такие определения принимались судом в адрес различных виновных
ведомств, сейчас присяжные попытались наполнить эту старую форму новым
содержанием. Признать эту попытку удачной мне трудно.
Сформулированные наспех выводы о желательности "дифференциации
наказаний и их снижения для маловиновных людей особенно по экономическим и
должностным преступлениям" - слишком общи для законодателей, хотя и
небезынтересны (сочнее звучит формула присяжной (3): "Надо лучше защитить
нижние слои заключенных, а не только тех, у кого деньги").
Полезнее для них должен быть анализ вердиктов присяжных. Но этому
посвящена вся книга. А с другой стороны, инициатива серпуховских присяжных
свидетельствует о том, что сама идея влияния судов присяжных на
законотворчество депутатов им легла на душу и может быть воспринята в
качестве важного требования к кандидатам в депутаты на выборах. Надо только
суметь "раскрутить" их идею.
Ответ заказчику-законодателю
Сформулируем ответ на вопрос законодателя - депутата Госдумы РФ В.В.
Похмелкина о различии между взятками хозяйственникам и чиновникам по мнению
современных российских присяжных. Он звучит так:
Хотя присяжные по-разному отнеслись к признанию вины за взятки
хозяйственного руководителя Г. и чиновника П., но отказались от лишения
свободы их обоих.
Основная причина нежелания присяжных представителей народа лишать
свободы осужденных за получение взяток заключается не в разном их отношении
к должностному положению хозяйственных руководителей или несомненных
чиновников, а в их убеждении, что люди, повинные во взятках, принадлежат не
к уголовникам, а к таким же людям, как и они, и что в наших местах лишения
свободы созданы недостойные для них (и нас) условия.
Этот вывод подтверждается суммированием итогов голосования 5 присяжных
в 5 обсуждениях дела о взятке коммерческого директора Г. и присяжных в 4
обсуждениях дела о взятке налогового инспектора П. Директора Г. осудили
меньше половины присяжных, а наказать его лишением свободы согласились
меньше четверти. В то же время инспектора П. осудили за взятку 92%, почти
все, а на лишение его свободы согласились только меньше трети. (Кстати, если
устранить из подсчета вторые ИСП по этим делам, где возобладали
экстремистско-обвинительные настроения, то картина будет еще более
впечатляющей: против лишения свободы коммерсанта Г. выступили 95% присяжных,
а инспектора П. - 84%). Как можно осмыслить эти опытные данные в свете не
раз провозглашаемой от имени народа и во имя его борьбы с коррупцией?
В согласии с наказом серпуховских присяжных и вердиктами думаю, что
вывод должен быть один: "борьба с коррупцией" не должна бить по маловиновным
людям, потому наказания за должностные и экономические преступления должны
быть снижены до наказаний без лишения свободы. Мне представляется, что
осуществление такого наказа приведет не к вседозволенности, а, напротив,
поможет борьбе со взятками. Этому будут способствовать следующие
обстоятельства:
Поскольку сегодня в коррупционные (взяточнические) отношения с
чиновниками и милицией вовлечено чуть не большинство населения, а всех
посадить нельзя, то как раз снижение жестокости наказаний позволит резко
повысить раскрываемость этих преступлений и неотвратимость наказаний, т. е.
их действенность. Когда осуждают одного из сотни виновных, он чувствует не
столько свою вину, сколько несправедливость своей несчастной судьбы и
склонен не столько к исправлению стиля жизни, сколько к жалению себя самого
и поиску более "удачливых вариантов", тем более находясь в руках
коррумпированной правоприменительной системы.
Мягко наказанные (штрафами и увольнениями) люди будут оставаться жить
среди нас, у них не будет чувства глубокой несправедливости и своим примером
перенесения наложенных на них тягот они будут прекрасным жизненным примером
для остальных, еще не впавших во взяточный соблазн. Власть, осознавшая
масштабы и причины коррупционного бедствия, пойдет на радикальные изменения
своего аппаратного строительства, т. е.:
- сокращение полномочий государственного аппарата и чиновников, чтоб
меньше возникало поводов вымогать взятки,
- больше свободы людям и саморегулирования их отношений,
- повышение пожизненных привилегий чиновников при строгом их отборе,
- возложение на чиновников только законных обязанностей, не
противоречащих правам граждан, чтобы работа их была уважаемой и ценимой.
Этот список полезных мер, конечно, далеко не полон, но двигаться по
пути его исполнения можно только переломив нынешнюю тенденцию правового и
морального беспредела, что собственно и говорят государству наши присяжные,
предлагая начинать прежде всего с прекращения репрессий против собственного
народа. На итоговое решение присяжных о нежелательности длительного лишения
свободы изобличенного во взятке налогового инспектора повлияло их убеждение:
"Взятка инспектора - слишком малое преступление, чтобы калечить
человека, помещая его в нынешние российские застенки".
Мировой аспект
Явление устойчивой потребности присяжных смягчать назначаемые
официальным законом и судами наказаний, а точнее, заменять лишение свободы
иными, менее суровыми наказаниями, отмечается не только нами, но носит,
убежден, мировой характер (см., например, отзыв известного юриста С.А.
Пашина в приложении к главе 8).
Мы живем в эпоху государственного упорядочения жизни на всей планете
Земля. И почти во всех странах государства находятся в стадии агрессивного
вторжения в частную жизнь семей и общин, можно даже сказать - экспансии под
благовидными предлогами защиты человека. Но лукавая и чрезмерная эта защита
оборачивается целым букетом известных с древних времен общественных
(имперских) заболеваний. Одно из этих заболеваний: нарастание
государственных репрессий против "плохих людей" якобы во благо "хороших"
взамен традиционных, известных с древности механизмов человеческой и родовой
самозащиты. И необходимо уже сейчас начинать противостояние тревожной
тенденции утраты людьми и общинами энергии самозащиты при экспансии
"отеческой" силы государства.
Нас может морально поддержать знание, что мы не одиноки, что
спасительное сопротивление государственному насилию имеет давнюю и славную
традицию. Либеральные концепции нового времени своими корнями уходят в
библейскую древность противостояния репрессивному правосудию первых
государств.
На меня произвело большое впечатление чтение книги Ховарда Зера
"Восстановительное правосудие: новый взгляд на преступление и наказание"
(пер. с анг., М., 1998 г.), в которой не только описан опыт современного
восстановления в жизни Америки общинного, примирительного правосудия взамен
ныне господствующей карательно-государственной системы, но и указаны ее
исторические корни в изначальной общинной традиции. По понятным причинам из
всего разнообразия форм общинного правосудия автор выбрал для анализа только
принципы, изложенные в Библии, а именно понятия: Шалом и Завет (в очень
вольном и приблизительном переводе они означают "справедливый мир,
задуманный Богом" и "договор народа с Богом". И потому целью библейского
правосудия является исправление несправедливости, восстановление прав
потерпевших и гармонии мира. Эти цели явно не совпадают с главной целью
государственного правосудия: единообразно и сурово наказать нарушителя
государственных законов. Это удобнее всего делать именно лишением свободы,
хотя восстановлению справедливости в мире такие кары не способствуют. Тем не
менее библейское правосудие не отвергает государственные суды тогдашних
деспотий Вавилова или Рима, а предлагает относиться к ним как к необходимой
альтернативе, если у людей не хватит воли судить себя самих по совести, по-
божески. Мало того, единообразие государственных законов и судебных решений
необходимо в мире людей, которые пока еще не могут относиться к чужим людям
как к членам своей общины. Правосудие Христа провозгласило этот идеал, но до
его осуществления еще далеко, и потому существование глобальной морали и
международных стандартов правосудия является необходимым остовом мировой
цивилизации.
И в этом смысле суд присяжных является признанной формой соединения
общинного, библейского суда по совести и государственной судебной машины.
Эта форма замечательна своим развитием, когда по мере взросления мирового
человечества, совесть присяжных будет приобретать все большее и большее
значение, смягчая и очеловечивая государственное карательное правосудие.
